Что касается обвинения митрополита Сергия в устранении молений за сущих в темницах, то в ответе делегации Петроградской епархии он сказал: “Устранено не моление за сущих в темницах и пленении (в ектении оно осталось), а только то место, которым о.о. (отцы) протодиаконы в угоду известным настроениям иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию; ведь у нас литургия верных совершается не при закрытых дверях, как в древности, а публично и потому подлежит правилам о публичных собраниях” . Сегодня трудно себе представить, какому уровню цинизма власти ему приходилось противостоять…

6 февраля 1928 года с письмом к владыке Сергию обратился митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский); кроме него поставили свои подписи архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), архиепископ Ростовский Евгений (Кобранов), митрополит Иосиф, бывший тогда в Ярославле, и архиепископ Варлаам (Ряшенцев). Архиереи осудили Заместителя Местоблюстителя за неоправданное перемещение епископов, часто вопреки желанию их и паствы, и заявили о своем отделении от него. Владыка Сергий дважды писал митрополиту Агафангелу, умоляя его не делать этого, так как даже административный разрыв с ним равносилен расколу. Ответа не последовало. И только после предания Синодом митрополита Иосифа церковному суду с запрещением в священнослужении митрополит Ярославский Агафангел со своими викариями заявили, что не порывают молитвенного общения с Заместителем Местоблюстителя, раскол не учиняют, но отказываются выполнять те распоряжения митрополита Сергия, которые смущают их совесть. Постановлением от 30 мая 1928 года Синод признал это заявление удовлетворительным и снял запрет с епископа Евгения и архиепископа Варлаама.
Была еще одна группа архиереев, которые, не отвергая правомочности власти Заместителя Местоблюстителя, не принимали его позиции и также не поминали его имени, ограничиваясь только возношением имени Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра. Такую позицию заняли и митрополит Кирилл (Смирнов), и архиепископ Феодор (Поздеевский), и епископы Арсений (Жадановский), Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров), Григорий (Лебедев).
Отделившихся и непоминающих не устраивала “Декларация 1927 года”, далеко заведшие компромиссы с властью, хотя большинство из них считало необходимым добиваться нормализации отношений Церкви и власти.
Была еще многочисленная группа архиереев, потерявшая в тяжелых условиях чувство духовного равновесия, не считавшая особенно важным сохранять церковные структуры, готовая уйти в катакомбы.
Встав на мученический путь унижения и страданий, митрополит Сергий желал одного: сохранить многомиллионную православную паству. И помощь ему в этом оказали такие выдающиеся церковные деятели, как митрополиты Михаил (Ермаков), Никандр (Феноменов), Серафим (Чичагов), архиепископы Евгений (Зернов), Петр (Зверев), епископы Николай (Ярушевич), Венедикт (Плотников). А архиепископ Иларион (Троицкий) написал с Соловков осуждающее письмо тем, кто отделился от митрополита Сергия, упрекая их в расколе.
Но, несмотря на этот ряд позитивных моментов, церковные настроения в конце 20-х годов приобретали все более тревожный характер. А впереди Церковь ждали новые репрессии и страдания, связанные в первую очередь со знаменитым сталинским тезисом о том, что по мере продвижения к социализму усиливается классовая борьба. Власть готовилась к окончательному физическому уничтожению Церкви…
1929 год стал переломным в истории России — страна становилась тоталитарным государством; роковым он стал и в отношениях Церкви с властью.
9 июня 1929 года II съезд Союза безбожников объявил о наступлении на религию. Тогда же в июне на Антирелигиозном совещании при ЦК ВКП(б) было заявлено о беспощадной борьбе с Церковью.
В мае 1929 года на ХIV Всероссийском съезде Советов были внесены серьезные поправки в Конституцию РСФСР, ограничивающие права верующих и проведение связанной с ними религиозной работы. Если в прежней редакции статья 4 формулировалась как: “Свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами”, то в редакции 1929 года было записано следующее: “Свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами” (из статьи было изъято положения о свободе религиозной пропаганды) .
Постановлением ВЦИК СССР “О религиозных объединениях” от 8 апреля 1929 года и октябрьской (1929 года) инструкцией НКВД регламентировалась религиозная жизнь в стране. Вновь отрицались все права Церкви как юридического лица. Нововведением стала обязательная регистрация религиозных объединений и их членов, а местные органы власти могли отказывать в регистрации и тем, и другим без каких-либо объяснений. Церковная жизнь ограничивалась только богослужением в стенах храма. Запрещалось без разрешения власти проводить собрания верующих, назначать или избирать руководителей общин, пользоваться услугами государственных предприятий, типографий, организованно обучать детей религии, заниматься всеми видами благотворительности. Ввиду отсутствия у Церкви прав юридического лица договоры о ремонте церковных зданий могли заключаться только индивидуально с членами приходов, которые подпадали под статью о частном предпринимательстве, что влекло за собой резкое повышение налогообложения. Духовенство и клирики, лишенные избирательных прав или ограниченные в отдельных политических и гражданских правах, платили в советскую казну с 1930 года 75% с “нетрудовых доходов”, к коим была причислена плата за отправление культа. Священников выселяли из квартир как “лишенцев”. Еще с 1928 года по той же причине для них была установлена непомерно высокая квартплата, она оставалась такой до 1943 года включительно.
Развернулась широкая кампания за вступление граждан в ряды “Союза воинствующих безбожников”, руководимого Е. М. Ярославским и насчитывающего в начале 30-х годов 96 тысяч первичных ячеек на местах. Эта видимая активная работа, нанесшая огромный моральный урон, не имела реальных высоких результатов, так как народ в большинстве своем оставался верующим, и кризис “Союза безбожников” станет очевиден в середине 30-х годов. Но и комсомол, и юные пионеры, и “воинствующие безбожники” — видимая часть антирелигиозной борьбы. О другой, тайной, разрабатываемой в недрах Политбюро и осуществляемой руками НКВД, знали единицы. И самым удачливым и неутомимым бойцом-исполнителем на “церковном фронте” был Евгений Александрович Тучков, о деяниях которого написано уже немало…
Долгие годы о нем бытовали различные мнения. Одни считали, что под его фамилией скрывается группа лиц, другие принимали его фамилию за псевдоним.
Он никогда не был ни первым, ни вторым, ни третьим лицом во Всероссийской ЧК, но тем не менее в многочисленных чекистских сценариях ему отводились ведущие партии.
Ни одна операция с его участием не провалилась, при этом акции могли проходить в различных регионах страны почти одновременно.
Начальник одного из отделений Секретно-политического отдела ОГПУ, он был рожден для антирелигиозных дел, участвовал в гонениях не только на Русскую Православную Церковь, но и на Католическую Церковь и на “Союз христианской молодежи”, лидер которого И. Проханов после свидания с Тучковым в следственном изоляторе ОГПУ начал призывать братьев-баптистов не отказываться от воинской службы под ружьем.
Его хватало на все и на всех. Обнаружены документы о причастности Тучкова к акции снятия и переплавки на пятаки российских колоколов. Именно ему принадлежит термин “Истинно-православная церковь”, который сначала войдет во все дела непоминающих, а затем станет историческим понятием.
Очевиден его тесный контакт с “воинствующими безбожниками” Ярославским и Скворцовым-Степановым, подтверждены официальные связи со Смидовичем и другими государственно-партийными лидерами.
Ситуация в Советской России в конце 20-х — начале 30-х годов беспокоила мировую общественность. В Европе и Америке вое громче раздавались протесты против гонения на Церковь в СССР. Второго февраля 1930 года папа Пий XI обратился к верующим мира с призывом молиться о спасении Русской Церкви. Это нарушило внешнеполитические планы СССР, который готовился вступать в Лигу Наций. Срочно потребовалось опровержение того, о чем писала зарубежная печать. Практическое осуществление этого мероприятия вновь было поручено Е. Тучкову. Он предложил митрополиту Сергию выступить на пресс-конференции перед журналистами с опровержением мирового общественного мнения о гонении на Церковь в СССР. В ответ Заместитель Местоблюстителя выдвинул свои условия участия в фарсе: власть принимает требования митрополита Сергия о значительном облегчении существования духовенства и клира в безбожной России. В силу значимости и малой известности этого документа, приводим его полностью:
19 Февраля 1930 года. Копия
№ 525 ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА О НУЖДАХ ПРАВОСЛАВНОЙ ПАТРИАРШЕЙ ЦЕРКВИ В СССР для тов. СМИДОВИЧА П. Е. .
1. Страховое обложение церквей, особенно в с/местностях, иногда достигает таких размеров, что лишает общину возможности пользоваться церковным зданием. Необходимо снизить как оценку церковных зданий /отнюдь не приравнивая ее к зданиям доходным/, так и самый тариф страхового обложения.
2. Сбор авторского гонорара в пользу Драмсоюза необходимо поставить в строго законные рамки, т. е. чтобы сбор производился только за исполнение в церкви тех музыкальных произведений, которые национализированы или же по авторскому праву принадлежат какому-либо лицу, а не вообще за пение в церкви чего бы то ни было, в частности, при богослужении:
чтобы исполнение служителями культа своих богослужебных обязанностей не рассматривалось как исполнение артистами музыкальных произведений, и потому церкви не привлекались бы к уплате 5-ти % сбора со всего дохода, получаемого духовенством, т. е. и дохода от треб, совершаемых даже вне храма.
3. Необходимо прекратить взимание сбора за страхование певчих, отмененного в июне 1929 года и взимаемого с церквей за пропущенные годы /иногда с 1922 года/ по день отмены, причем вместе с пеней сбор иногда достигает очень значительных сумм /напр. 4.000 руб. с лишком/.
4. Необходимо отменить обложение церквей различными с/х и др. продуктами /напр., зерновыми или печеным хлебом, шерстью и т. п./, а также специально хозяйственными сборами, напр., на тракторизацию, индустриализацию, на покупку облигаций, госзаймов и т. п. — в принудительном порядке.
За неимением у церквей хозяйства, налог, естественно, падает на членов религиозной общины, является, таким образом, как бы особым налогом за веру, сверх других налогов, уплачиваемых верующими наравне с прочими гражданами.
5. Необходимо распоряжение НКФ от 5-го января с. г. за № 195 о неналожении штрафов, ареста и пр. на имущество членов общины и прих. советов за неуплату налогов на церковь распространить и на страховой налог, авторский и пр.
6. Необходимо разъяснить, чтобы члены прихода, церковные старосты и сторожа и др. лица, обслуживающие местный храм, не приравнивались за это к кулакам и не облагались усиленными налогами.
7. Необходимо разъяснить, чтобы представители прокуратуры на местах в случае обращения к ним православных общин или духовенства с жалобами не отказывали им в защите их законных прав при нарушении их местными органами власти или какими-либо организациями.
8. Необходимо признать за правило, чтобы при закрытии церквей решающим считалось не желание неверующей части населения, а наличие верующих, желающих и могущих пользоваться данным зданием, чтобы православный храм по ликвидации одной общины мог быть передан только православной же общине, если в наличии есть достаточное количество желающих образовать такую общину, и чтобы по упразднении храма /от каких причин оно ни зависело/ членам православной общины предоставлено было право приглашать своего священника для исполнения всех их семейных треб у себя на дому.
9. Необходимо сделать разъяснения касательно вступления в силу постановления СНК от 8-го апреля 1929 года о религиозных объединениях, а равно и относящейся к этому постановлению инструкции /от 1-го октября 1929 года/ и дополнительных распоряжений, так как иногда местные власти не принимают от общины заявлений о регистрации и даже запрещают делать какие-либо подготовительные шаги к регистрации /между тем, как в законе ясно указан предельный срок — 1-ое мая 1930 года, до истечения которого обязаны зарегистрироваться все общины, желающие продолжать свое существование/.
10. ПОЖЕЛАНИЯ ДУХОВЕНСТВА: чтобы служители культа, как не пользующиеся при извлечении дохода наемным трудом, приравнены были по-прежнему к лицам свободных профессий, а не к трудовому элементу, тем более, не к кулакам.
11. Чтобы при обложении доходов не назначалась произвольно, иногда вне всяких возможностей /напр., в Ижевске, на Епископа Синезия (Зарубина) наложено 10.300 р. и потом еще 7.000 р. с сотнями в качестве аванса на будущий год/ и чтобы обложение приравнено было к лицам свободных профессий.
12. Чтобы в отношении служителей культа, как элементу не кулацкому, дана была сельским властям ясная инструкция, устанавливающая некоторые границы касательно сроков и размеров местных налогов в порядке самообложения.
13. Чтобы служители культа, не занимающиеся сельским хозяйством, скотоводством, охотой и т. п. не облагались продуктами упомянутых занятий /зерновым или печеным хлебом, шерстью, маслом, дичью и т. п./, причем иногда в экстренном порядке /“в 24 часа”/.
14. Чтобы при описи имущества за неуплату налогов оставлялся законный минимум обстановки, одежды, обуви и пр.
15. Чтобы при назначении трудовой повинности принимался во внимание как сообразный со здравым разумом размер налагаемой повинности /напр., на священника села Люк Вотской области наложено срубить, распилить и расколоть 200 кубов дров/, так и возраст и состояние здоровья подвергаемых повинности.
16. Чтобы служители культа не лишались права иметь квартиру в пределах своего прихода и около храма в сельских местностях, хотя бы и в селениях, перешедших на колхоз, и чтобы лица, предоставляющие служителям культа такую квартиру, не облагались за это налогами в усиленной степени.

17. Чтобы детям духовенства разрешено было учиться в школах 1 и 2 ступени и чтобы те из них, кто с осени 1929 года уже были зачислены в состав студентов ВУЗа, не изгонялись за одно свое происхождение, а изгнанным предоставлено было право закончить свое образование.

18. Желательно, чтобы певчие — любители, профессионалы, состоящие в союзе РАБИС и др. профессиональных союзах и для постороннего заработка участвующие в церковных хорах, за это участие не исключались из РАБИС и других союзов.

19. Летом 1929 года возбуждалось ходатайство об открытии в Ленинграде Высших Богословских курсов Православной Патриаршей церкви. Весьма желательно получить удовлетворение этого ходатайства, хотя бы в целях уравнения нашего церковного течения с обновленчеством, у которого есть академии.

20. Давно чувствуется потребность иметь в Патриархии какое-нибудь периодическое издание, хотя бы в виде ежемесячного бюллетеня для печатания распоряжений, постановлений, посланий и пр. Центральной Церковной власти, имеющее общественный интерес.
21. Ввиду газетных статей о необходимости пересмотра Конституции СССР в смысле совершенного запрещения религиозной пропаганды и дальнейших ограничений церковной деятельности, ПРОСИМ защиты и сохранения за Православной Церковью тех прав, какие предоставлены ей действующими законоположениями СССР.
Подлинник подписан: Иван Николаевич Страгородский
Митрополит Нижегородский Сергий, Зам. Патриаршего Местоблюстителя .
Адресат — П. Г. Смидович был выбран не случайно. Его деятельность до сегодняшнего дня окутана дымкой тайны и догадок. На антирелигиозном поле большой игры он был фигурой далеко не последней. Е. Тучков обещал митрополиту передать “Записку” сразу же после конференции для зарубежных корреспондентов, которая состоялась 19 февраля 1930 года (для отечественных она устраивалась 15 числа).
На конференции присутствовали члены Патриаршего Синода. На вопрос о гонениях последовал ответ, что их не было и нет: “в силу Декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется” .
На вопрос о репрессиях за религиозные убеждения последовал ответ: “Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за различные противоправительственные деяния” . Митрополит Сергий был абсолютно прав. Статьи подводились самые разные: от неуплаты налогов до контрреволюционных организаций, но нигде не проходили “религиозные убеждения”. Думается, что оппоненты об этом знают.
На вопрос о свободе религиозной пропаганды митрополит ответил: “Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей (только, к сожалению, мы сами подчас не особенно участвуем в этом)” . Как уже говорилось выше, драконовское Постановление 1929 года ограничило церковную жизнь только богослужением в стенах храма. На вопрос жесткости власти по отношению к отдельным священнослужителям митрополит ответил, что это — вымысел, клевета, и добавил далее: “К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях”.
На вопрос о том, пользуется ли какое-либо религиозное течение привилегиями со стороны власти, митрополит Сергий сказал: “По советскому законодательству все религиозные организации пользуются одинаковыми правами” (гонениям с 1929 года подвергались все конфессии, о чем митрополит и сказал. Весь мир знал, что стоят права в СССР). На вопрос об отношении к обращению папы Римского прозвучал ответ: “Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы Римского против Сов. власти. Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся” .
Да, упрекать митрополита Сергия в таких ответах можно долго. Но следует и глубже вдуматься в них. Он говорил скупо и сжато, постоянно подчеркивая существование Церкви в жестких рамках Декрета 1918 года и Постановления 1929 года. О “Памятной записке” от 19 февраля 1930 года, которая приведена выше, широкому читателю известно мало, а в те годы она относилась к разряду строго секретной документации. В этих 21 пункте митрополит Сергий изложил все нарушения имеющегося законодательства о культах.
Страховое обложение церквей достигало таких размеров, что лишало общину возможности пользоваться церковным зданием. Церковные старосты, сторожа и другие лица, обслуживающие храмы, приравнивались властью к кулакам и подвергались усиленному налогообложению. Местные власти не рассматривали жалобы общин, прокуратура отказывала мирянам и священникам в защите их законных прав.
Закрытие храмов повсеместно по стране проходило по желанию неверующей части населения, верующие же всячески ущемлялись в правах, не имея даже права приглашать своего священника для исполнения треб на дому.
Основную часть “Записки” Заместитель Местоблюстителя посвятил положению духовенства в Советском Союзе.
Приравненное к “нетрудовым элементам” (кулакам) духовенство (особенно сельское) подпадало под главный удар классовой борьбы в деревне. Митрополит просит власть вернуть священство, как это было раньше, к “лицам свободных профессий”. Политика налогообложения в отношении священства была произвольной. Кроме денежных выплат, духовенство платило продовольственный налог зерном, мясом; платили и те, кто не занимался сельским хозяйством.
С 1929 года власть повела наступление и на детей духовенства, они исключались из институтов и могли получить теперь только начальное образование. Митрополит просит власть дать детям учиться и не делать их изгоями только за одно их происхождение.

Последние просьбы Владыки относились к вопросам духовного просвещения (открытие богословских курсов) и издательской деятельности (печатный ежемесячный бюллетень для распоряжений, посланий и постановлений). Из всех просьб власть удовлетворила одну: начал выходить, хотя и нерегулярно, “Журнал Московской Патриархии”, но вскоре был закрыт.

Трудно сказать, на что надеялся Владыка, передавая свое послание через Тучкова Смидовичу. Верил ли в успех? Или знал, что с пути, им выбранного, сойти не удастся? Но он будет использовать любую возможность, по своему мученическому пути идя через сильнейшие унижения, чтобы сохранить ядро Церкви.

Реакция части духовенства в России и за границей на выступление митрополита на конференции была отрицательной. В защиту Заместителя Патриаршего Местоблюстителя выступил митрополит Евлогий (Георгиевский), подчеркнув, что, если бы позиция митрополита Сергия оказалась церковно преступной, то все верующие услышали бы голос Местоблюстителя Петра из заключения. Митрополит Петр многое из деятельности владыки Сергия воспринимал критически, не одобряя учреждения Временного Патриаршего Синода, перемещения с кафедр и запрещение в служении иерархов, несогласных с церковной политикой Заместителя Местоблюстителя. Но назад дороги не было…

Возникает вопрос: почему митрополит Сергий и дальше продолжал идти по предначертанному пути, видя, что долгожданного облегчения для Церкви и духовенства не наступает.

Один из ответов дал Н. Бердяев в своей статье “Вопль Русской Церкви”, оценивая позицию митрополита: “Героическая непримиримость отдельного человека, готового идти под расстрел, прекрасна, полновесна и вызывает чувство нашего восхищения. Но там, в России, есть еще другой героизм, другая жертвенность, которые люди не так легко оценивают. Патриарх Тихон, митрополит Сергий — не отдельные, частные лица, которые могут думать только о себе. Перед ними всегда стоит не их личная судьба, а судьба Церкви и церковного народа как целого. Они могут и должны забывать о себе, о своей чистоте и красоте и говорить лишь то, что спасительно для Церкви. Это есть огромная личная жертва. Ее принес Патриарх Тихон, ее приносит митрополит Сергий. Некогда эту жертву принес святой Александр Невский, когда ездил в Ханскую Орду. Отдельный человек может предпочесть личное мученичество. Но не таково положение иерарха, возглавляющего Церковь, он должен идти на иное мученичество и принести иную жертву” .

Матеріал з сайту "Православие и мир"

http://www.pravmir.ru/mitropolit-sergij-starogorodskij-shtrixi-k-portretu/